BusinessTravel №8, Август 2017 ««Фордевинд» – курс на успешный проект!»← Вернуться к журналу

По мановению руки


Вечер трудного дня стоит провести в театре, например – в музыкальном. О том, как сделать так, чтобы музыка прекрасно звучала и была полноправным участником театрального действа; что самое главное в работе дирижера и почему так важна любовь, мы поговорили с дирижером Московского театра мюзикла Арсентием ТКАЧЕНКО

Давайте начнем сначала. Как получилось, что вы стали дирижером?

По первому музыкальному образованию я саксофонист, но, к сожалению, классический репертуар для саксофона довольно небольшой. Учась в училище, я понял, что мне хочется больше погружаться в симфоническую музыку. Так постепенно у меня появился интерес к дирижированию, и к двадцати годам я решил поменять специальность. Начинал с духового оркестра, параллельно посещал мастер-классы и открытые уроки. Дирижирование – это магия, которую сложно оценивать. В игре на инструменте есть адекватные рамки и критерии. А здесь их нет. Дирижер начинается с мануальной техники, с техники рук. Важно уметь передать через руки свои намерения, не сказав при этом ни слова, так, чтобы быть понятным оркестру.  Это сложно, поверьте. Кроме того, моя профессия предполагает большую совокупность теоретических знаний. Важно понимать, как устроена струнная группа, как духовая. Какие замечания нужно сделать, чего ты хочешь ими добиться. Ну и конечно, нужны музыковедческие знания. Например, мне предстоит дирижировать симфонией, и пока я до конца не пойму, что хотел сказать композитор, я не могу выйти к оркестру, потому что мне нечего будет сказать.

Есть ли среди коллег если не кумиры, но те дирижеры, на которых хочется равняться?

Безусловно. Вот совсем недавно я был на потрясающем концерте в Концертном зале им. Чайковского, где дирижировал Владимир Юровский. Он – один из тех, кем я восхищаюсь. Из старшего поколения – Геннадий Рождественский, Валерий Гергиев, Юрий Темирканов, Владимир Спиваков. У нас  богатая русская дирижерская школа. Есть на кого равняться, и в свободное время я стараюсь пойти к кому-нибудь на репетицию или концерт и что-то для себя почерпнуть.

Что самое главное в вашей работе?

Важно быть личностью, ведь дирижирование – это руководство. Необходимо умение заинтересовать оркестр, увлечь своими мыслями, своей интерпретацией. Приходя в коллектив, нужно заслужить доверие и авторитет среди музыкантов и артистов, особенно мне, молодому дирижеру. Я не считаю, что дирижер априори диктатор, мы делаем общее дело, музыкальную палитру не создает только дирижер, это делает весь оркестр, и мы должны уметь работать командой. Дирижер направляет, помогает, но сам ничего индивидуально не создает, его концепцию или идею воплощает и отдает в зал оркестр. Риккардо Мути очень правильно заметил, что у дирижера самый длинный путь. Артисты или музыканты общаются напрямую с публикой, а мы к ней находимся спиной. И образ жизни у дирижера несколько другой, чем у артиста. Это достаточно закрытая профессия, мы много времени проводим с партитурами и музыковедческой литературой. Письма, дневники, критика – это позволяет почувствовать и понять то, что хотел сказать автор своим произведением. В этом есть и плюс –  я могу заниматься в любое время суток и никому не мешать.

Повторюсь – дирижеру нужно иметь, что сказать оркестру. Вот, например, рок-опера «Преступление и наказание». На моей памяти не было ни одного одинакового спектакля, потому что там множество мелочей и все – важные. Задача дирижера – музыкально все эти нюансы поддерживать или попутно корректировать.

Как, по-вашему: в театре музыка для артистов или артисты для музыки?

Я очень благодарен руководству Театра мюзикла за возможность поработать с такими мастерами, как Андрей Кончаловский и Эдуард Артемьев. «Преступление и наказание» – моя первая театральная постановка. В работе с ними я многому научился. Андрей Сергеевич учился в московской консерватории и прекрасно понимает, где должна быть первична музыка, а где –  артисты. Задача театрального дирижера – не только вести спектакль, но и сопровождать действие, создать артисту комфортную атмосферу и помочь раскрыть свою индивидуальность на сцене.
Безусловно, музыкальная драматургия лежит на дирижере, для этого необходимо знать спектакль досконально.

В мюзикле есть драматические сцены, в которых музыка уходит на второй план, но все равно, оркестр – неотъемлемый участник действия и помогает зрителю его воспринимать.

«Преступление и наказание» – это рок-опера. В чем особенность дирижирования таким произведением?

Музыкально спектакль очень многогранен. Мы слышим там рок, фольклор, романс, классические номера, духовную музыку. По структуре он близок к классической музыке, так что ничего особенного именно в дирижировании здесь нет. У нас небольшой состав оркестра, поэтому каждый музыкант слышен. В составе оркестра есть ударная установка, электрогитары, эти музыканты не привыкли играть по руке дирижера, им нужно было привыкать к многогранной оркестровой палитре.  

 Какой ваш любимый  момент или моменты в «Преступлении и наказании»?

За счет того, что материал очень разнообразный, сложно выделить что-то одно. Допустим, манифест Раскольникова – типично роковое произведение или убийство лошади – там фольклорная музыка. Эти вещи сложно сравнивать. Сильные эмоции вызывает финальная сцена убийства лошади. Или сцена из второго акта, где Порфирий Петрович бросает ребенка. Это я знаю, что там топор, а зритель нет. Но, наверное, самый сильный момент для меня – это сцена насилия над Сонечкой Мармеладовой, после чего Раскольников приносит ей Библию и просит прочесть. Тут я переживаю больше всего, так как музыкальный материал очень глубоко передает эмоции сценического действия.

Спектакли у вас идут блоками, и любая, даже самая гениальная, музыка может надоесть. Как вы спасаетесь от рутины?

Что касается «Преступления и наказания», больше трех спектаклей подряд дирижировать тяжело. Я выкладываюсь полностью, и после окончания мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Кроме того, в зависимости от состава каждый раз получается разный спектакль.

«Все о Золушке» – совсем другая история, рассчитанная на другую аудиторию. И с точки зрения дирижера она в разы легче «Преступления и наказания».
Благодаря тому, что у меня есть еще свои проекты, концерты, я не успеваю устать. Важно просто правильно расставить задачи и распределить силы.

Вы являетесь выпускающим дирижером спектакля «Принцесса цирка». Музыка Имре Кальмана имеет славную историю, вы искали для нее свое звучание?

Мы умышленно не делали оперетту, делали именно мюзикл, стараясь без ущерба для музыкального материала его осовременить. И при постановке я изучал источники, смотрел, что из чего было сделано. В то же время режиссеры совместно с музыкальным руководителем определили, какой именно музыкальный материал необходим, а моя задача как дирижера – понять, какое звучание и какая стилистика важна для режиссера, для того чтобы определить с аранжировщиком состав оркестра. Я думаю, музыку мы не испортили и донесли современникам хиты прошлого в новом звучании.

Большая заслуга режиссеров спектакля – в комплексном восприятии действия. Нет ощущения, что вот тут отдельно цирк, тут мюзикл, тут – драматическая игра.

Случалось ли такое, что к вам в яму что-то прилетало?

Да, бывает такое. Например, в «Преступлении и наказании» в меня очень часто попадают деньги, которые выбрасывают, и стаканчики, из которых пьет Раскольников. Там есть сцена «Студенческая вечеринка», где Порфирий Петрович впервые встречается с Раскольниковым. И почему-то Раскольниковы стали очень сильно бросать стаканчики, из которых они выпивают, и, как правило, они прилетают ко мне.

Один раз на спектакле «Все о Золушке» Лесничий так рьяно снял с Дровосека перчатку, что мне пришлось ловить ее в прыжке, чтобы она не улетела к зрителям.

Как дирижер подбирает себе палочку?

Палочку покупают в магазинах. Раньше, когда палочки массово не выпускали, многие дирижеры сами себе вытачивали себе их из дерева. Моя палочка не должна быть тяжелой, поэтому она не из дерева, а из углепластика с пробковой ручкой. В этом случае палочка не выскользнет из рук. В Москве, как ни странно, ее купить проблематично, поэтому все свои палочки я заказываю в Германии. У меня несколько одинаковых моделей – в театре, дома, и в Калуге в оркестре. Палочка всегда белая, чтобы ее было видно, это проводник дирижерской руки.

Однажды палочка у меня вылетела на «Преступлении и наказании». Причем прямо на сцену. Я смотрю туда и думаю, почему   передо мной ползает Раскольников, которого там быть не должно. А потом вижу, что палочка прямо передо мной лежит. Это Александр Бобров, игравший в тот вечер Раскольникова, решил мне помочь.

Любит вас артист…

А как иначе? И я их всех люблю. Если не любить артистов, оркестрантов, то совместного творчества не получится.

А дирижеры ездят на гастроли? Насколько легко вам дается «обживание» чужих ям?

Ездят. Ямы я пока не обживал, поскольку как театральный дирижер я никуда еще не выезжал. Никаких особенных сложностей в дирижировании другими оркестрами не возникает. Наоборот, интересно понять друг друга, посмотреть, как и чем они живут. И сравнить наши музыкальные мировоззрения. Это всегда испытание, но обычно все дружелюбно и профессионально. Особенно интересно исполнять русскую классическую музыку с иностранным оркестром. Однажды в Италии мне довелось дирижировать концерт, состоящий из оперных арий и увертюр итальянских композиторов. И там обратный процесс, когда я у них учусь. Идеальный зарубежный концерт – это когда в одном отделении ты играешь местную музыку, а во втором – русскую. 

В начале разговора вы сказали, что по первому образованию вы саксофонист. Этот инструмент ассоциируется больше с джазом. Вам доводилось его играть?

Да, в юности особенно. У нас даже был студенческий биг-бэнд, с которым мы ездили на гастроли. Но назвать себя в этом профи сейчас я не могу, я играю для души, в свое удовольствие.

Вам доводилось бывать на родине джаза, в Америке?

Нет, к сожалению.

Хотелось бы?

Конечно! Я бы с удовольствием съездил в Лос-Анджелес, в Чикаго. Да я был бы рад в принципе там побывать и посмотреть, как там все устроено.

А вообще вы путешествовать любите?

Наверное, люблю, но в силу занятости выбираться получается редко. Года три назад я ездил за границу чаще. В последний раз по работе я был в Италии. А в отпуске я не был пять лет –  некогда. Одно лето было посвящено «Преступлению и наказанию», другое – «Принцессе цирка», еще были проекты. Я уже даже не знаю, какой отдых по душе –  в домике в деревне или на пляже.

В каких странах вы любите бывать?

Я себя комфортно чувствую в Италии и Германии. В Италии комфортнее всего. Я сторонник активного отдыха, мне нужно куда-то ходить, что-то смотреть. Первым делом в новом городе я ищу филармонию и оперные театры.  Я люблю архитектуру, люблю гулять пешком по старым европейским городам и по Москве, кстати, тоже.

Ваше идеальное путешествие – это…

Это совмещение приятного с полезным. То есть такое путешествие, где можно и поработать, и посмотреть, и отдохнуть.  

Что у вас в планах?

 Планы театра пока раскрывать не буду. Что касается других проектов, то я много интересного делаю с Калужским молодежным симфоническим оркестром, где работают молодые музыканты, открытые  всему новому и не боящиеся экспериментов. Мы, например, сыграли Четвертую симфонию Брукнера, которую у нас редко исполняют, и очень приятно, что слушатели  восприняли ее с большим интересом.